ГОЛОД

[vidoiskatel]

 

После пересмотра кинофильма «4» я иду на кухню, сразу же выпиваю 100 граммов водки (благо, имеется в наличии) и с каким-то животным аппетитом, жадно глотаю несколько кусков слегка черствого ржаного хлеба. Потом еще так же по-животному ем все, что попадается под руку, пока будоражащие голову ощущения не спускаются в отяжелевший желудок и не растворяются там вместе с пищей. А ведь я только недавно кушал, прямо перед этим киносеансом.

 

Как подлинное отражение реальности – и обыденной, и мистической (что для меня суть одно и то же) – такое кино, как «4», имеет немало уровней для восприятия и личной трактовки, да фактически их там сколь угодно много. Они могут открываться каждый раз по-разному.

Уже пару месяцев я с неким оттенком озабоченности вспоминал этот фильм, но как-то… вроде бы смущался и побаивался своего чувства. Однако, вовсе таких вещей избежать все равно невозможно, уж это понятно. И хотя только что скачал в Интернете новую картину уважаемого мной А.Сокурова «Александра» - почти спонтанно, вроде как нехотя, но стал смотреть «4». Еще раз – и уже иначе. И вот что… А ведь одна из ключевых скрытых нарративных линий здесь – это голод. Всепоглощающий, неутолимый, животный голод. Во всех возможных (а где-то и невозможных) смыслах. Физический и метафизический. С его древним диким олицетворением – мясом. Замороженным и зажаренным. Живым и мертвым. Разумным и неразумным. Голод как наличие отсутствия, нехватки того, что необходимо. Вечный голод как некий корневой изъян этого мира, как черная дыра, которую не успели заделать, наспех завершая мироздание, словно в попытке успеть к окончанию какой-то пятилетки или госпразднику. И нам так это знакомо.

 

Мой отец часто недоедал в детстве и юности, поэтому он до сих пор за обедом опустошает свою тарелку очень быстро, он глотает непрожеванную пищу второпях, как будто боится, что ее могут отнять. Или что ее все-таки не хватит. Он съедает всё и даже после добавки по привычке грызет кусок хлеба. А потом у него болит желудок из-за одномоментного переедания.

Моя мать до сих пор имеет привычку, которую еще вспоминает с горькой иронией наш сатирик М.Задорнов – доедать то, что может скоро испортиться, даже если не хочешь и в тебя не лезет. Но еду нельзя выкинуть, даже если ее там на одну ложку. Ведь когда-то именно этой одной ложки постоянно недоставало, чтобы наедаться так, как хотелось.

Мог ли от голодных родителей появиться сытый ребенок?

Нет, в буквальном смысле я не голодал, хотя в начале 90-х мы все питались, чем могли и как могли. Но наша ныне покойная бабушка держала целое подсобное хозяйство со скотиной в частном секторе, помимо привычных тогда всем садов-огородов.

Скажем так, мой голод – другого свойства, душевного. В юности в попытках найти ему утоление я даже посещал в ознакомительных целях несколько религиозных сект, как их теперь называют. О, там было много таких, кого этот вид голода терзал несравнимо сильнее меня! Я помню исступленный вид и горящие глаза хорошо одетого парня (сразу видно, материальные проблемы его не касались), который вопрошал: ну как же, как же утолить это томление, эту тоску по Господу, этот духовный голод?!

И потом – где же вся Его Любовь к нам, Его детям? Где любовь?

Возможно, моя девушка думает, что вожделенно глядя на ее обнаженное тело, я тешу свою эротоманскую натуру и удовлетворяю свои эстетические запросы. Но сытый голодного не разумеет. А я просто глотаю слюнки и каждый раз не могу насытиться, хотя я вовсе не похотливый заведенный кобель. Но мне так недоставало в жизни хотя бы намека на любовь – во всех смыслах, пониманиях, измерениях.

 

Как голодные бездомные собаки рядом с нами, нами же прирученные когда-то, отлученные от своей первозданной природы бытия, а теперь снова не нужные нам из-за новых реалий жизни (ни как сторожа, ни как защитники от других хищников, ни просто как «братья наши меньшие») – так же и мы сами, люди, бегаем под ногами у полоумных и пьяных богов, злобно тявкаем на них, но боимся куснуть, и норовим украдкой утащить у них из тарелки кусок мяса, чтобы не сдохнуть вовсе от голода.

Персонаж фильма «4» по имени Марат в одной из коротких, но бьющих наповал сцен - глядит в небо и говорит не очень разборчиво, хотя с явным отчаянием, что-то очень похожее на: «Смотри, сука, как мы живем!»

В следующей ключевой сцене нам глазами другой героини видны лишь болтающиеся в воздухе ноги висельника – его ноги.